Интервью c главой Ordo Basileus для MAGREB
MAGREB: Расскажите, что такое Ordo Basileus и в чём заключается его деятельность?
E.R.: Ordo Basileus – это форма нового метафизического потока, проявление которой обусловлено тем, что в мире не осталось ни одной актуальной системы достижения метафизического порядка.
Не должно быть никаких иллюзий на этот счёт – сфера делания разлагалась и вырождалась веками, а её нынешнее положение можно охарактеризовать как делирий. Его порождают ригидность (имитация, интроекция, регрессия), искажения реальности (вытеснение, замещение, проекция), психические и умственные нарушения (аффекты, галлюцинации, помрачения, слабоумие, делюзия, шизофрения), проблемы мышления (неадекватные установки, разрывы логики, дихотомия, спекулятивность), недостатки понимания (невежество, суггестии, заблуждения, познавательные ограничения) и т.д.
Когда все эти трудности развиваются, они выходят наружу и в первую очередь поражают те сферы, которые строятся на вере, которая им НИЧЕГО не в состоянии противопоставить. Всё, что основано на вере, – мифы, магия, религия – поражено делирием. Боги, духи, авторитеты, чудеса, тайны, откровения, пророчества, символические системы – поражены делирием. Изменить ситуацию невозможно средствами веры, поэтому никакой метод, основанный на вере, в данном отношении несостоятелен в принципе.
Из-за делирия доктрины и методы практически всех существующих в мире систем достижения совершенно непривлекательны для нормальных перспективных людей, которые не хотят иметь ничего общего с юродивыми, дураками и паразитирующими на них шарлатанами. Это проблема, которая стопорит развитие всей метафизической сферы.
Единственное, что в текущем положении можно сделать, – это найти, сформулировать и ввести принципиально новые фундаментальные установки, подходы и методы, позволяющие искоренить делирий, полностью переформатировать всю сферу и изменить правила игры.
Этим и занимается Ordo Basileus – просветительский, инициатический, исследовательский и философский проект, ориентированный на актуальную времени метафизическую реализацию, которая подразумевает светскость, рациональность, развитие компетенций и экзистенциально-трансцендентальную направленность. Все эти идеи лежат в основе реформистской философии – Новой Метафизики, которую Ordo Basileus развивает и реализует на практике.
Проект состоит из трёх уровней:
— Совет занят наблюдением и анализом общих процессов, выявлением фундаментальных проблем, тенденций и возможностей, критическим вопрошанием и рефлексией, выработкой метафизических установок и подходов, футуропрактикой и трансовыми исследованиями, такими как поиск пределов осознания и открытие новых планов;
— Коллегия следит за мировым прогрессом, ведёт аналитическую, образовательную, инициатическую и исследовательскую деятельность, а также апробирует, адаптирует и внедряет концептуальные и инструментальные разработки.
— Ассоциация проводит просветительскую и консультативную работу – транслирует информацию, способствующую формированию специфической идентичности и дискурса, а также осуществляет подготовку людей к метафизической реализации.
Общая деятельность проекта на разных уровнях создаёт условия для иллюминации сознания в процессе метафизической работы.
MAGREB: Про «футуропрактику» и «трансовые исследования» хотелось бы узнать более подробно. Что Вы имеете в виду, и как это можно реализовать?
E.R.: В своём становлении человек сталкивается с разными вызовами времени. Когда его затягивает прошлое, он по инерции воспроизводит инстинкты и культуру. Когда его зовёт настоящее, он пытается находить экзистенцию в порядке существования. Когда он бросает вызов будущему, у него появляется шанс на ситуацию. Он может выходить за пределы заданных программ деятельности и в какой-то мере изменять свою перспективу. Такие возможности пробуждают тонус, амбиции и неизбежно ведут к испытаниям.
Будущее интересно тем, что оно даёт повод разорвать отношения с прошлым и настоящим. Через этот разрыв проникает поток неопределённости – человек входит в пограничное состояние, которое обнажает уязвимости и слабости, заставляет меняться, приобретать гибкость, переоценивать, искать возможности и совершать поступки. Если всё идёт правильно, следом наступает просвет перспективы, который выворачивает наизнанку и придаёт смысл.
Будущее даёт шанс: выйти из статуса пассивного объекта и стать активным субъектом; достигнуть конкретного результата или прорваться в неизвестность; разрушить сложившийся порядок существования и установить новый; обрести экзистенциальный опыт и совершить скачок трансценденции настолько далеко, насколько это возможно; трансформировать себя и в какой-то мере реальность; обогнать время.
При всём этом будущее метафизично, вариативно и несостоятельно – в этом и заключается интрига. В схватке с ним мы рискуем не только потерпеть неизбежное поражение, но и стать победителями в некоторых промежутках. Всё зависит от глубины и качества нашего видения, с помощью которого мы выстраиваем перспективы. В будущем живут наши мечты и может показаться что угодно, однако предвидеть реалистичные развёртки для достижения – это очень интересная, сложная и рискованная метафизическая работа – футуропрактика.
Футуропрактикой является вопрошание, планирование, созидание новых идей, суггестия, конструирование порядков существования и артикуляция перспективами. Это высокий уровень, подступы к которому – максимальное освобождение от заданности, предельная осознанность, стойкая направленность и способность к прорыву.
Влияние на будущее обусловлено перспективностью конкретного индивида. Это качество не выражено у тех, кто пассивно проживает жизнь на уровне регулярного воспроизведения инстинктов и заданных культурой правил. Вне случайных стечений обстоятельств способность влиять на будущее присуща прогрессивному человечеству, которое обладает интеллектом и ресурсами. Людей такого типа очень интересуют реалистичные и перспективные идеи, которые невероятно заразительны. Неразборчивый и недальновидный контингент в таких тонких материях не ориентируется и начинает что-то понимать лишь тогда, когда перспектива низводится и воплощается.
Открытие новых метафизических планов – это деликатная работа со сферами, исходящая из актуального уровня знаний и устремлённая к пределу, которого человек только в состоянии достичь благодаря метафизической направленности. На низшем уровне это работа с потенциально реалистичными перспективами, которые призваны спускаться в реальность, а на высшем – уже чистый вызов продвинутому иллюминированному сознанию, обусловленный интересом к тому, куда оно в принципе способно добраться, используя все свои ресурсы и шансы.
Практическое сопровождение данной цели осуществляется на разных уровнях. Сначала человек развивает свои компетенции, нейтрализует базовые психические и умственные проблемы, влияющие на качество метафизической работы, достигает некоторой свободы от обусловленностей, аккумулирует ресурсы и вырабатывает стойкую направленность. После этого можно заниматься продвинутой трансовой работой, которая в рамках нашего подхода осуществляется посредством специально разработанных техник – метода глубоких трансов и трансгрессивного гипноза.
MAGREB: Как Вы вообще ощущаете происходящие сегодня в мире тенденции, потоки в самом широком смысле? Вы писали, что в наше время миф умирает, как и традиция, основанная на авторитете. Всякий ли миф плох, где границы мифа, что плохого в вере как в инструменте? Как всё это может разворачиваться в будущем?
E.R.: Чтобы понимать ситуацию, нужно иметь общее видение исторических процессов за последние несколько тысячелетий. Выработать подобное видение невозможно без определённых компетенций, поэтому я лишь готов дать свою интерпретацию.
Главным акцентом Античности была непосредственная чувственность, на основе которой философские школы строили свои концепции. Они очень мало знали, но очень много воображали и спорили. Это привело к появлению большого разнообразия противоречивых точек зрения, которые в действительности мало что доказывали, поскольку знания постоянно смешивались с фантазиями, истина – с заблуждениями, а развитого метода их различения у античного гения не было.
Например, Аристарх Самосский в III веке до н.э. предложил гелиоцентрическую картину мира, но это была всего лишь одна из частных точек зрения, фундаментального значения которой мир не понимал очень долго – вплоть до первой научной революции XVI века.
В эпоху Средневековья основательного различения между знанием и фантазией также не было, но, в отличие от Античности, плюрализм мнений был существенно урезан догматом и авторитетами. Взгляды последних, даже если они противоречили друг другу, ранжировались по степени значимости носителя, что снимало многие вопросы. Кто считался более авторитетным, тот и был прав, даже если он утверждал откровенные глупости. Как следствие, средневековые знания не только плохо отделялись от воображения познающего, но и ограничивались цензурой. Такой подход привёл к логичному расцвету схоластики, демонологии и эсхатологии.
Чтобы как-то сохранять рассудок, постоянно ослепляемый верой, средневековый человек выработал удивительную норму – привычку лгать. Это дало импульс для зарождения науки, поскольку атмосфера обмана пробуждала в людях изначальное недоверие, подозрение, бдительность и разум. Привычка лгать вызвала к жизни ещё одно интересное качество – стремление докопаться до истины любой ценой, о чём частично свидетельствует развитая в то время культура допросов и пыток.
В Возрождение стали активно переводиться и публиковаться античные авторы. Характерный для мифологии и религии символический язык Средневековья столкнулся с очень юношеским, но рациональным языком Античности.
Несмотря на художественную ценность и возможности углублённой интерпретации, в символическом языке обнажилось множество изъянов: он задан авторитетом и, будучи обёрнут в традицию, способен развиваться лишь в рамках своей изначальной образно-конвенциональной заданности; он культурно локализован и не в состоянии полностью интегрироваться с другими языками; он требует веры и не подходит для полноценного критического анализа. Рациональный язык, напротив, допускает критическую рефлексию над своими основаниями; он способен трансформироваться по мере приращения знания; вместо образов он использует понятия, которые трансцендентны частным символическим рамкам.
Чем больше в европейские умы проникала рациональность, которой ничего нельзя было противопоставить, тем меньше смысла было доверять религиозным догмам и авторитетам. Так из глубокой древности вернулись свободомыслие, дискуссия и критика. Эти феномены ярко заявили о себе в Просвещение, когда средневековая суеверность стала открыто высмеиваться, а её антагонистом выступило свободное и самостоятельное критическое мышление. Благодаря критическому подходу открылась возможность, которой никогда прежде не было, – получать знания, очищенные от изъянов воображения, веры и авторитета.
Такой подход оказался невероятно продуктивным и определяющим исторический вектор. Его результатом стало стремительное развитие науки и техники в эпоху Модерна. На фоне прогресса религия продолжала безвозвратно утрачивать свои позиции, о чём свидетельствует переход к секуляризму и расцвет светскости. Место религиозной метафизики стала занимать метафизика рациональная, наполненная самоосознанием и рефлексией (И. Фихте, Ф. Ницше).
До конца XIX века наука и религия ещё как-то уживались в параллельных реальностях, разделяя между собой земную и небесную сферы, но такой паритет долго не продержался. Уже в XX веке небывалого размаха достигли науки о человеке, стремившиеся экстраполировать естественнонаучный подход на более тонкие сферы психики и культуры. Это не всегда удачно получалось вследствие неразвитой методологии, что в гуманитарной сфере вылилось в засилье шарлатанов, имитировавших учёных. Но де-факто даже они способствовали усовершенствованию метода. В частности, К. Поппер, изучив характерные методологические ошибки, выдвинул принцип фальсифицируемости, благодаря которому целый пласт гуманитарных концепций лишился научного основания. В целом, искоренение делирия на рациональном уровне – это сложнейшая задача, которую ещё предстоит решить, для начала необходимо покончить с верой.
По мере приращения нового знания трансформировалась и усложнялась рациональность, большое влияние на которую оказали теория относительности, квантовая теория, неорационализм, синергетика, конструктивизм и постпозитивизм. Сейчас, наряду с классической рациональностью Модерна, принято выделять неклассический и постнеклассический типы. В современном состоянии рациональность оказалась вполне адаптивной ко множественности логик и пригодной для работы с планами, которые прежде принадлежали мифо-религиозной сфере. Такая специфика не оставляет шансов старой вере в трансцендентность священного для рациональной интерпретации.
Изложенное знаменует одну фундаментальную тенденцию – история движется к совершенным и, прежде всего, оперативным формам знания, очищенным от любых изъянов. Если прежде эта тенденция распространялась преимущественно на физику, то сейчас сложились условия для её метафизической манифестации.
Мифолого-религиозный проект, в котором знание неотделимо от фантазии и смешано с верой, имеет место слепое доверие к авторитету и неразвитое критическое отношение, – он проиграл. Этот проект сегодня сохраняется благодаря наивности, невежеству, культурной инерции и художественно-эстетическим нравам.
Будущее – за рациональным проектом, который призван войти в метафизическую сферу и очистить её от несостоятельных фантазий, доверия к авторитету, устаревания, безумия, символического языка и связанных со всем этим глупостей, которые созидались, сохранялись и воспроизводились в культуре тысячелетиями. Единственное, что эффективно способно уничтожить делирий, – это рациональный критический метод, адаптированный к метафизическому плану.
Реализация этой амбиции требует новой парадигмы. Старые надежды на то, что наука справится с метафизикой, не оправдались. Этого и не могло произойти, поскольку научный метод изначально создавался для исследования физики – его исходные установки для метафизики оказались слабыми. На уровне метафизики проблема не только в том, что субъект неотделим от объекта, – даже гипотеза не работает как предположение, поскольку сам факт её выдвижения, как и сомнение в нём, способны выступать исходными сценариями для последующей развёртки.
Такая специфика обнажает фундаментальную проблему – одной лишь верификации гипотезы, чтобы она превратилась в теорию, для метафизики недостаточно. Эта проблема ещё более усугубляется, если обратить внимание на то, что вероятность построения ложных теорий значительно увеличивается в случае индивидуальной практики, результаты которой, как правило, не верифицируются в принципе. Это всё вызовы и проблемы, для разрешения которых необходимо обращение к чистой философии, поиск новых оснований и радикальные трансформации.
Такой работой мы усиленно занимаемся, созидая и продвигая реформистскую философию Новой Метафизики, в основу которой положены принципы компетенции, экзистенции и трансценденции. Они раскрываются в рациональном философском языке, в критическом отношении, в стремлениях к исчерпывающему пониманию и к удовлетворительному объяснению, в направленности на метафизический предел.
За этими простыми формулировками стоит очень сложная работа над актуальной парадигмой. Она продолжается – мы идём в авангарде и поступательно совершаем поворот, в результате которого метафизическое знание мира станет обнажено, очищено, обосновано, согласовано, доступно для критики и выражено в рациональной форме. Это знание неизбежно будет совершенствоваться и преумножаться, и перед прогрессивным миром откроется реальная метафизическая перспектива.
Критики наших идей отмечают в них выраженную рациональность, которой они пытаются противопоставить иррациональность как экзистенциальную потребность. Стоит сразу отметить, что делить сознание на «рациональное» и «иррациональное» – это очень поверхностная дихотомия. Подлинная иррациональность – это не делирий, а хаос. Новая Метафизика не отрицает, а, напротив, утверждает хаос, который всякий раз высвечивается на рациональном горизонте в акте познания.
Несколько наивно утешать себя гностической верой в то, что универсум можно познать целиком и окончательно. В нём – физическая и метафизическая пропасть непостижимых пространств, в которой мы достаточно беспомощны со всеми нашими знаниями. Ещё более никчемны мы в состоянии делирия, поэтому упрекать в действительности нужно совсем не рациональное начало, которое, при всей своей недостаточности, стремится оптимально делать всё, что может.
MAGREB: Отвечает ли Новая Метафизика на экзистенциальный вопрос – т.е. «зачем всё это»?
E.R.: Это открытый вопрос, поэтому его смысл не в окончательном ответе, а в том, чтобы он был открыт и стимулировал поиск, соразмерный мотивации и потенциалу всякого вопрошающего. Соответственно, Новая Метафизика постулирует возможность представления реальности как последовательности планов, на каждом из которых человек конфигурирует свой ответ, адекватный его пониманию, положению в космосе, жизненным задачам и приоритетам.
Если деконструировать матрицу таких ответов в обозримой лично для меня перспективе, то источник вопроса «зачем» коренится в том, что жизнь – одна из промежуточных форм удалённого преломления света. Соответственно, возможны только три варианта ответов, связанных с целями. Цель света – глубже проникать во тьму. Цель тьмы – остановка и поглощение света. По одной из множества линий соприкосновения этих направлений возникает жизнь, которая содержит внутри себя диалектику этих целей, вызываемую химической периодичностью, спецификой планетарной гравитации, природной цикличностью.
Можно выбирать ответ «зачем» исходя из расположенности ко тьме или свету, но проблема в том, что полное достижение их целей подразумевает гибель жизни. Посему жизнь может исходить из собственного интереса к бытию, будучи устремлена приумножать себя, вести экспансию в новые сферы и обживать потенциально доступное пространство.
Не существует однозначного ответа, насколько целесообразна такая деятельность. Стоит ли выстраивать перешеек жизни, если человеческая форма – лишь пограничное по своей природе, темпоральное и уникальное сплетение частиц, собравшихся в одном из промежутков между тьмой и светом? Да, человек может пытаться наблюдать и познавать какие-то процессы, сводить их к результатам и вызывать некоторые эффекты, но в универсальном масштабе он всё равно обречён и обязательно превратится в прах и пепел. Остаётся развлекаться на этом удивительном экзистенциальном перекрёстке – опускаться и подниматься, упрощаться и усложняться, вести экспансию в различные сферы…
Метафизика как перспектива, открывающаяся после физики, может быть и пристрастна, и индифферентна к смыслу человека. Более того, процесс метафизической реализации на разных планах может восприниматься и как «путь к свету», и как «путь во тьму», и как действие в интересах жизни. Реальность характеризуется сложностью, её не всегда нужно редуцировать к готовым или к однозначным ответам, особенно когда возможны фокусы зрения.
Если подойти к распаду вопрошания «зачем», то можно увидеть лишь элементарные частицы в разных состояниях и связях, претерпевающие метаморфозы или остающиеся в сферах, где не происходит практически никаких изменений. Можно, конечно, пробовать вопрошать фермионы и даже выворачивать универсум наизнанку, чтобы увидеть что-как-когда-где-почему-куда-зачем случается, но я бы рекомендовал сперва вывернуть наизнанку вопрос «зачем» и подумать о том, из чего мы исходим, когда его ставим.
Вполне вероятно, что эти исходные основания – лишь случайный набор установок, обусловленный очень конкретной средой нашего существования. В универсуме есть много качественно других сред, поэтому может быть попросту некорректно экстраполировать производные из нашей среды вопросы на другие среды с другими процессами и правилами.
MAGREB: Чем Вы занимались до Ordo Basileus? Что было на каких этапах интересно и почему? Как дошли до того состояния, в котором Вы сейчас?
E.R.: Я не делаю из своей персоны и биографии тайны, но чётко понимаю, что многие транслируемые мной идеи должны пониматься не как авторский конструкт, а, напротив, быть вне авторских коннотаций. Я осознаю искушение соотнести идеи с личностью, увлечься психоанализом, но уже постмодернисты обратили внимание на то, что это вульгарная редукция. Чтобы разрешить ситуацию, они изобрели концепцию «смерти автора», призывавшую отделить личность от созданного ею текста.
Мы часто ищем какие-то зацепки в личных деталях, абстрагируясь от ключевого, – многие формируются в схожих условиях, но кто-то становится гением, а кто-то посредственностью лишь потому, что мозг у всех разный. Соответственно, вопрос, открывающий читателю возможность создавать психический симбиоз из личности автора и концепции, не очень интересен.
Новая Метафизика обнажает несостоятельность символического языка и веры в авторитетов, поэтому я не хочу играть по старым правилам и превращаться в икону, детали которой будут имитировать подражатели и мусолить зрители. Это работает, но не всегда адекватным образом. Например, Ж.П. Сартр называл себя «экзистенциалистом», поэтому так не называли себя другие философы-экзистенциалисты. Среди них был М. Хайдеггер, который после Второй мировой войны вообще попал в пожизненную опалу из-за личного фактора. Следует серьёзно и деликатно ставить вопрос о проблеме личности.
Подыгрывать данной проблеме опасно. Сейчас философия на уровне сугубо личной самодеятельности ничего из себя не представляет, она способна удовлетворять разве что нарциссические страсти. Сегодня время развития направлений, понятийного языка, школ и дискурсов – только в таком формате возможно абсорбировать мировой уровень знаний, трансцендентный для отдельного индивида как данности. Я стремлюсь быть просто конструктивной функцией в этом процессе.
Месседж прост – анализируйте идеи и концепции, не привязывайте их к авторам, не редуцируйте. Новая Метафизика – это направление, а не персоналия. Через направление нормальна идентификация, а через персону она патологична. Уже сейчас те, кто знаком с нашими идеями, осознанно и неосознанно перенимают наши принципы и начинают мыслить, исходя из выстроенной нами системы установок и правил. Любая личная примесь этому процессу препятствует, поэтому стоит обращать внимание исключительно на содержание идей, их уровень и качество.
Scientia. Existentia. Transcendentia.
Источник: http://magreb.org/2016/03/ordobasileus/